Менахем Вайнбойм

Знакомство с Сеней Перчиком, пряность и стран­ность его жизни, еврейская верность маме и сама ма­ма, пагубная страсть к нежному женскому полу – всё это ударило мне в голову и поразило, как первое чтение рассказов Исаака Бабеля, «как старое вино» жизни па­на Аполека. Я стал следить за Перчиком и находил его следы повсюду: у соседей, на базаре и на местечковом футболе, в людских взглядах и поступках, в их спорах и своих размышлениях.
Я слушал шумы времени и пытался понять местеч­кового парня, так глубоко впечатлившего меня: умно­го и в то же время делавшего глупости; красивого, но не умевшего пользоваться этой красотой; жившего по еврейским традициям, но продававшего их за гроши. Я упрямо возвращался в памяти к давним голосам, к надрывному плачу евреек и к счастливому смеху детей, вспоминал наглухо закрытые окна и двери еврейских домов во время пьяных христианских праздников, праздничную суету на Песах (Пасха) и тайную жажду страстей в глазах местных девушек – и грустил, ибо «в субботние кануны меня томит густая печаль воспоми­наний».
Перед тобой, дорогой читатель, жизнеописание Се­ни Перчика и иже с ним – своего рода попытка понять и рассказать еврейскую жизнь местечка.

Местечки умерли, но я ещё успел родиться в одном из них. Поэтому меня можно называть «клейнштетлдикер» - родом из маленького местечка. Некоторые стесняются своего места рождения, другие нет. Можно родиться в бессарабском местечке и вырасти поцом. Можно появиться на свет в Париже или в Москве, и тоже стать поцом. Поэтому главное не в том, где ты появляешься на свет, а в том, кем ты становишься потом.
Предлагаемые вам рассказы – путешествие по местечковому декамерону страстей. На своё вроде бы спокойное и полузаспанное местечко я смотрел глазами И. Бабеля и Шалом-Алейхема, М. Шагала, друзей-художников, стихами Д. Самойлова и поэтов 60-70-х. В годы, когда советские луноходы и американские «Пионеры» достигли неведомой прежде обратной стороны Луны и показали её людям, я раскопал в местечке свою луну - бесценные клады человеческого бытия, удивился найденному богатству и начал его познавать.
В 1979 году я сменил молдавские Кодры на Иудейскую землю. Мне открылся новый мир, но клады прошлого продолжали тревожить моё воображение. Эта книга - попытка вернуться в сады нашей молодости, найти их обратную сторону и заново осмыслить увиденное, достойное описания. Как писал мой друг С. Садовников, «...напьюсь вина воспоминаний из рюмки памяти моей». Я напился досыта драгоценной влаги далёкого местечка и, как герой Бабеля, «имею сказать вам пару слов». Надеюсь, получилось.