Поначалу хотелось мне назвать это сочинение двумя другими словами: «Оглянись, товарищ!». Хорошая, черт возьми, шапка! Так когда-то назывался главный фильм моей жизни, фильм, который не только украсил ее, но и стал причиной резкого поворота в судьбе моей и всей семьи, и, возможно, сыграл какую-то маленькую, но все же заметную роль в развитии советского документального кино. О нем много говорили, но мало кто его видел, о нем писали и спорили, но он так и не добрался ни до одного кинотеатра. Более того, он никогда не удостоился чести быть напечатанным на одной пленке, – все показы и просмотры велись с двух пленок – визуальной и магнитной... Он был, и его не было, он был и его нет, и уже никогда не будет. О таких фильмах тогда говорили – «положен на полку», но он и на полке не побывал – не добрался. У подобных картин и их авторов в те времена было одно преимущество – они мгновенно становились широко известными и популярными в среде кинематографистов, особенно среди творческой молодежи. Так случилось и с нами, тремя авторами – молодым оператором Игорем Моргачевым, средних лет композитором Людгардом Гедравичусом и мною, уже почти пятидесятилетним матёрым режиссером, имевшим за спиной тридцатилетний операторский стаж. Полиэкран – впервые в документальном фильме, съемки скрытой камерой, в ту пору еще весьма редкие и технически трудные, отсутствие диктора и ведущего, и, наконец, волнующие и тревожащие зрителя (как и нас самих) мысли и чувства, тоже редкие в те времена и в том кинематографе. Сегодня этого фильма нет – негатив весь разворован доброхотами, польстившимися на легкую наживу, и использовавшими ценнейшие архивные находки, сделанные нами, для своих мелких поделок. Позитива, как я уже упоминал, никогда не было. Нет и не дожившего до наших дней Людгарда Гедравичуса, но жив Игорь Моргачев, жива и здравствует моя ассистентка по фильму Надя Мнацаканова (ныне Надежда Крупп), и жив я, а значит, еще жива память об этой не совсем обычной работе, всколыхнувшей в 1966 году весь довольно мутный мирок документального кино великого Советского Союза. То была картина, сделанная, как сегодня говорят, шестидесятниками, среди которых я был, в буквальном смысле этого слова, скорее пятидесятником. В дни пятидесятилетия Советской власти мне пошел 49-й год, и я был уже отцом двух взрослых детей – сына, студента Гнесинского института, и дочери – десятиклассницы... Работа над сценарием фильма «Оглянись, товарищ!» была мной начата за три года до этого, в 1964 году, – ровно сорок три года тому назад. Сегодня мне уже, нешуточное дело, за 89, и пока я еще могу пересказать вспомнившееся, я попробую это сделать – кто-то же должен знать и помнить, что была когда-то Киргизская ССР с цветущей столицей по имени убиенного Михаила Фрунзе и замечательной киностудией «Киргизфильм», прославившейся целым рядом выдающихся и новаторских документальных и игровых фильмов. Но об этом всем позже, я бы даже сказал, значительно позже, – раз уж добрался до компьютера, то попробую рассказать немного и о себе, посмотрю на себя глазами летописца – кто, откуда, как и зачем. Мне даже самому интересно. Как сказал Альфред де Мюссе: «Чтоб написать историю своей жизни, надо сначала прожить эту жизнь». Что я почти уже сделал... Название «Обломок империи» принадлежит не мне, а классику кинематографа Всеволоду Пудовкину, но как нельзя лучше подходит в данном случае: все мы осколки когда-то могучей империи, большинство так и осталось там, а такие, как я, разлетелись в разные стороны, как черепки разбитой амфоры. Черепки, обломки, кусочки, по которым любой историк и археолог может узнать о многом и многое распознать... Подберите, господа-товарищи, всмотритесь, даже к уху приложите – авось...